В Париж на выходные - Страница 53

Таксист выключил двигатель, вежливо справился у меня, не помешает ли мне музыка, и включил кассету с китайской попсой. Через пять минут он переспросил, надо ли еще ждать, и, получив утвердительный ответ, снова обратился в слух. Еще через пять минут, приглушив магнитолу, водитель опять спросил, не надо ли ехать.

— Надо ждать! — коротко сказал я.

Нет, положительно китайцы в качестве таксистов были во всех отношениях лучше французов. Те бы уже давно пыхтели, брюзжали, намекали, что счетчик не отражает реальных потерь водителя во время стоянки, в лучшем случае пытались бы завести с тобой разговор. А этот лишь опять добавил звук в магнитоле и отдался родным напевам.

Я уже подумал, что Николай вошел в какой-то дом — может, в тот, где он сам жил — и я жду его совершенно напрасно. Но в это время кто-то вышел из бистро и пошел в нашу сторону. Это был плотный, даже грузный мужчина, судя по походке, средних лет, в светлом строгом костюме. Что-то сразу показалось мне странным — его правая рука была согнута в предплечье. Я понял, в чем дело, только когда мужчина оказался уже в паре десятков метров от меня — он перебирал четки. Я напряженно всматривался в его лицо, боясь получить подтверждение. Мужчина — он шел по противоположной стороне улицы — подходил всё ближе, поравнялся с нами и проследовал дальше. Сомнений быть не могло — это был «Омар Шариф», тот ливиец из спецслужб, который три года назад должен быть вызвать страх у Мальцева, когда мы ужинали с ним в «Сормани».

Таких совпадений не бывает. Но я всё же посидел в машине еще пару минут, чтобы не оставалось сомнений. Сюрприза не случилось — из бистро вышел Николай и пошел в нашу сторону, к своей машине.

Я тронул водителя за плечо:

— К Триумфальной арке.

10

Это, согласен, было глупо, но у меня вдруг возникло ощущение, что Метек меня ждал. Его курчавая, черная с проседью голова торчала в окне, когда я, отпустив такси в начале авеню Карно, повернул на улицу генерала Ланрезака. А что, сколько всего написано о прочной связи, которая возникает между преследователем и жертвой, между палачом и приговоренным! Вполне возможно, что и Метек, не понимая, почему, чувствует, что что-то удерживает его здесь. Ему, быть может, уже давно надо уезжать, да и знойным асфальтовым воздухом Парижа он уже надышался. Ан нет, почему-то никак не может на это решиться! Впрочем, голова исчезла прежде, чем я дошел до входа в гостиницу, и когда я поднялся в свой номер, в его окне только колыхалась парусом тюлевая занавеска.

В такси я перебрал в уме возможные варианты с Николаем. Уверен я был в трех вещах.

Первое: случившийся у них аврал был, несомненно, со мной связан. Об этом говорило и смущение Николая, когда он проговорился, и его беспокойство, когда он узнал, что моя семья летит сюда и я вовсе не спешу покинуть город. Оставался вопрос, занималась ли этим авралом резидентура или же Николай, как Штайнер и многие другие разведчики бывших соцстран, вел свою игру? Ну и, разумеется, было бы интересно узнать, в чем этот аврал состоял.

Вторая уверенность: в эту комбинацию были втянуты ливийцы. «Фатима» — женщина, которая сначала обедала со Штайнером, а потом поджидала его в такси у гостиницы, была, скорее всего, женой сотрудника военного атташата ливийского посольства. Теперь Николай встречался с ливийцем, которого совершенно случайно я знал по операции с разоблачением Мальцева, проведенной три года назад. Связаны ли оба дела? Вряд ли. Скорее всего, это, как и для меня, были просто две операции, в которых участвовал «Омар Шариф». Между ними интервал — всего три года. «Омар Шариф», по-видимому, всё это время продолжал работать в Париже. Кстати, Фатима могла быть его женой, и жили они в том доме № 7 по улице Бассано, где у меня теперь была приятельница-консьержка. Если это так, то теперь я был знаком и с г-ном, и с г-жой… Как там их звали? Аль Абеди!

Про ливийцев с достаточной степенью вероятности можно было предположить, что они охотились за контейнером и сговорились со Штайнером; но того убили — или он умер — раньше, чем он сумел передать им загадочный порошок. Вполне вероятно также, что о смерти Штайнера они не знают или, по крайней мере, уверенности в этом у них нет. А поэтому они продолжают поиски.

Еще один интересный вопрос, связанный с ливийцами. Я ведь не знал, чем кончилось тогда дело с Мальцевым. Мне показалось несомненным, что он боялся ливийцев, и я это свое мнение Конторе передал. Но Мальцева наверняка проверяли и по другим каналам. Все остальные испытания он мог пройти с честью, и тогда мой вывод, выбивавшийся из общего ряда, подлежал исключению. Вполне возможно, Мальцев по-прежнему крутится в своей фирме и даже время от времени оказывает небольшие услуги своим бывшим работодателям, чтобы его оставили в покое.

Третья уверенность. Хотя в деле Штайнера была поставлена точка, и меня официально отпустили на все четыре стороны — до следующего раза, — расслабляться я не мог. В сущности, если бы Джессика и Бобби не собирались сейчас ехать в аэропорт, я бы позвонил им и ближайшим рейсом сам бы вылетел в Нью-Йорк. И дальше что мне за дело было до исчезновения контейнера, до Штайнера, про которого я-то точно знал, что он мертв, до подозрительным образом втянутых во всё это ливийцев и до другого аврала, случившегося в резидентуре? По ту сторону океана я был вне игры. Достаточно даже, если бы все считали, что я нахожусь по ту сторону океана.

Я с досады хрустнул пальцами — дернул меня черт рассказать Николаю про прилет Джессики и Бобби! Если Николай не вел свою игру — не страшно. Риск возникал, только если Николай что-то химичил на стороне.